Застенки.

Если вечерком не ёбнуть несколько (да-да, не пару) баночек пивка, процесс засыпания обычно растягивается на несколько (угу, не пару) часов. К часу ночи жизнь замирает, расходятся даже уроды под окном, становятся слышны шорохи, не говоря уж о разговорах за стенкой или других, равнозначных им по громкости звукам.

Каждый раз, когда пивка не захотелось или не смоглось, ближе к двум слышу один и тот же соседский спектакль.

Кто эти люди – не знаю. Соседями не интересуюсь, не здороваюсь, и вообще кто живёт в подъезде понятия не имею (за исключением парочки особей, знакомых ещё с детства по родительскому приятельству). Соседи за стенкой – какая-то многодетная семья, приехавшая, кажется, из Хохляндии. Квартира – стандартная хрущёвская двушка, сколько там напихано детей, точно не знаю, но не меньше четырёх. Скорее всего больше. Судя по тому, что на протяжении многих оттуда слышатся младенческие крики, плодятся они по помёту за сезон. Удивительно, но криков старших детей не слыхать никогда, а ведь они должны периодически поскуливать, лет до десяти. Вот думаю; толи на органы они сдают предыдущего, как следующий на подходе, толи так их пиздят, что к году высерок уже прекрасно понимает, что лучше заткнуться.

Последнее время каждую ночь одна и та же картина. Начинается шумная ёбля, со скрипом и долбежом дивана об стену. Через несколько минут начинает заходиться в вопле младенец, разбуженный подобным буйством чувств. Ёбля продолжается в удвоенном темпе. Младенец орёт. Через какое-то время диван резко затихает и вступает мужской голос: «Заткнись тварь злоебучая! Падла сраная! Уёбок ссаный!». Младенец воет с той же интенсивностью. Мужской голос начинает срываться, и мужик, поняв, видимо, что поставленная цель – молчание последыша – не достигнута и таким способом достигнута не будет, меняет тактику. За стеной на фоне мата разъярённого папашки-ёбаря начинают летать и биться о стены предметы, слышатся звуки ударов, младенец уже толи хрипит, то ли это агония предсмертная. В какой-то момент вступает баба с истеричным «Ну не надо!/Хватит!/Пожалуйста!/и т. д.». Постепенно конфликт успокаивается. Младенец замолкает (хз, как они его там усыпляют), а сами любящие супруги ещё долго сидят в романтической побитой обстановке и вполголоса бранятся, так, что слов не слышно, только оттенки настроения в голосах…

А я лежу, слушаю эту заезженную постановку и, чёрт возьми, радуюсь. Они не подневольными были, сами выбрали такую жизнь. И жалеть их не тянет. Тупость – не то, за что жалеют. И младенца(-ев) не жалко, но это только потому, что я по определению не могу их жалеть, в общепринятом же смысле он(-и) самый(-е) крайний(-е), некрасиво получается.

Лежу, слушаю… И в эти моменты почему-то не поворачивается язык относить к себе фразу «В пизду такую жизнь». Вот, она слышна, та жизнь, которая в пизду. Причём в прямом смысле.

Как же всё-таки прекрасно, что хоть в каких-то сферах человек сам себе хозяин. Хорошо, что не на всё воля случая. Нельзя предугадать и уйти от предназначенной пули, но такую вот жизнь легко можно не выбрать. И трудно поверить, что для кого-то такой Не-выбор может дисгармонировать с желаемым. Ёбнутых не понять.